А.С.Иванов. Географ глобус пропил

Маша смотрит на меня как-то странно. Учитель, называется. Вытащил детей в глухомань, напился, и плывите, как хотите.
     Я беззаботно подмигиваю Маше.
     -- Вы или врете, или ошибаетесь, -- серьезно говорит Маша.
     Я закуриваю и не отвечаю. Все-таки Маша --  еще девочка, пусть красивая и  умная,  но еще девочка. Мне  не суметь объяснить  ей то,  до  чего сам  я
добрался с  содранной кожей. Я  знаю, что научить ничему нельзя. Можно стать примером,  и тогда те,  кому надо, научатся сами, подражая. Однако подражать лично мне не  советую. А можно  просто  поставить в такие условия, где и без пояснений будет ясно, как  чего делать. Конечно, я откачаю, если кто утонет, но вот захлебываться он будет по-настоящему.
     И жаль, что для  отцов, для  Маши я остаюсь все-таки учителем из школы.
Значит,  по  их  мнению,  я  должен влезть  на  ящик  и,  указывая  пальцем, объяснять.  Нет. Не  дождетесь. Все  указатели судьбы годятся  только на то, чтобы сбить с дороги.

Генри Дэвид Торо. Уолден или Жизнь в лесу

...Я
прожил на нашей планете 30 лет и  еще  не  слыхал  от  старших  ни  одного
ценного или даже серьезного совета. Они не сказали мне  -  и  вероятно  не
могут сказать - ничего, что мне годилось бы. Передо  мной  жизнь  -  опыт,
почти неиспробованный мной, но  мне  мало  проку  от  того,  что  они  его
проделали. Если у меня есть какой-то собственный, ценный для меня опыт,  я
знаю наверняка, что мои наставники об этом не говорили.

...Недавно бродячий индеец принес на  продажу  корзины  в  дом  известного
адвоката (*17), живущего  неподалеку  от  меня.  "Нужны  вам  корзины?"  -
спросил он. "Нет, не нужны", - был ответ.  "Вот  тебе  раз!  -  воскликнул
индеец, выходя из ворот, - вы, значит, хотите нас уморить голодом?" Увидя,
как процветают его предприимчивые белые соседи,  как  адвокату  достаточно
наплести речей и доводов, чтобы, словно по волшебству, добыть и деньги,  и
почет, индеец сказал себе: надо и мне заняться делом; буду плести корзины,
это я умею. Он решил, что от него  требуется  только  сплести  корзину,  а
покупать - это уж обязанность белого. Он не знал, что  необходимо  сделать
покупку выгодной для белого или хотя бы уверить его в этом, или же  плести
что-либо другое, что выгодно покупать. Я  тоже  плел  своего  рода  тонкие
корзины, но не сумел устроить так, чтобы хоть кому-нибудь было выгодно  их
купить. Но я-то все равно считал, что плести  их  стоит,  и  вместо  того,
чтобы выяснять, как сделать приобретение моих корзин выгодным для людей, я
стал искать способов обойтись без их продажи. Люди привыкли  признавать  и
восхвалять лишь один вид жизненного успеха. Но зачем  превозносить  именно
его, в ущерб всем другим?

...Я советую вам остерегаться всех  дел,  требующих
нового платья, а не нового человека. Если сам человек  не  обновился,  как
может новое платье прийтись ему впору?

...Люди в конце концов  добиваются  только  того,  _что_  ставят своей целью. Поэтому, хотя бы их и ждала на первых порах неудача, им лучше
целить выше.

...В том, что человек сам
строит свое жилище, есть глубокий смысл, как в том, что птица строит  свое
гнездо. Как знать, быть может, если  бы  люди  строили  себе  дома  своими
руками и честно и просто добывали пищу себе и детям, поэтический дар  стал
бы всеобщим: ведь поют же все птицы за этим занятием. Но мы, к  сожалению,
поступаем подобно кукушкам и американским дроздам, которые кладут  яйца  в
чужие гнезда  и  никого  не  услаждают  своими  немузыкальными  выкриками.
Неужели мы навсегда  уступили  плотникам  радость  строительства?  Что  же
значит тогда архитектура для огромной массы людей?

...Один знакомый мне юноша, получивший в наследство несколько акров земли,
сказал мне, что последовал бы моему примеру, _если бы имел средства_. Я ни
в коем случае не хочу, чтобы кто-либо следовал _моему_ примеру; во-первых,
пока он этому научится, я, может быть, подыщу себе  что-нибудь  другое,  а
во-вторых, мне хотелось бы, чтобы на свете было как можно больше различных
людей и чтобы каждый старался найти свой  _собственный_  путь  и  идти  по
нему, а не по пути отца, матери или соседа. Пусть юноша строит, сажает или
уходит в море, пусть только ему не мешают делать то, что ему хотелось  бы.
Вся наша мудрость заключена в математической точке, подобно тому как моряк
или  беглый  невольник  отыскивают  путь  по  Полярной  звезде,  но  этого
руководства нам достаточно на всю жизнь. Пускай мы не достигнем  гавани  в
рассчитанное время, лишь бы не сбиться с верного курса.

Вроде вступления

Здравствуйте!
Вот, собираюсь осчастливить русскоязычное человечество еще одним видом своего присутствия - последствиями моих встреч с книгами. После такой совершенно нечитабельной вступительной фразы можно дальше и не продолжать. Но попробую-таки внести свои три копейки в общее хорошее дело людей, близких по культуре, дабы не прервалась связь времен и т.д.
Если коротко, то зацепившие меня цитаты из книг теперь я буду публиковать еще и здесь.
Спасибо Марии Сониной и Елене Ворониной за то, что дали повод это сделать.

Глазами или ушами? Мозгами!

Продолжаю читательско-пищеварительные наблюдения. Идя пешком, проверять новостные ленты и читать/комментировать сетевые публикации очень даже нетрудно. Наверное, потому, что здесь тобой целиком руководит "нравится-не нравится", "цепляет-не цепляет", и порции информации настолько мелки и не связаны друг с другом, что прерваться и отвлечься будет совершенно безболезненно. Текст вызвал внутренний резонанс - решаешь, на какую "полочку" его положить, кому, кроме тебя, и в чем он может пригодиться. Ощущаешь себя сеятелем разумного-доброго-вечного. Если это пост знакомого в соцсети, и тебе есть что сказать по этому поводу - комментируешь. Тут умственных усилий требуется лишь для оформления твоей готовой мысли в уместные в данном случае речевые конструкции, и это занятие само по себе весьма увлекательное.
Совсем другая "работа" - с большим художественным текстом.
Вот, кстати, сейчас, кажется, понял, почему биографии Окуджавы и Пастернака от Д.Быкова входили в меня на ходу, как по маслу, а "Дзен..." идет с таким скрипом. В первом случае - текст воспринимается как познавательный, внимание цепляется за факты - как будто это такая гигантская статья в какой-нибудь газете или журнале. А художественный текст (ну, здрасте, вот только когда к месту пришелся школьный курс литературы!) - требует полного погружения, полного поглощения тебя всего, отрешения от посторонних, поверхностно скачущих мыслей. Только тогда начинают складываться картинки, образы, атмосфера... Наверное, кино - это как раз попытка режиссера воссоздать и сохранить в доступной для глаз и ушей форме всё, что привиделось и почувствовалось ему при погружении в текст. Да и то, согласитесь, как же раздражает нас, когда погрузились в атмосферу фильма, а тут - бац, вторая смена реклама! Что уж говорить, когда погрузился в художественный текст, долго, неуверенно, входил в эту воду, настраивал себя - и вот, наконец, разгорелось! - как же не хочется останавливаться, ведь прервешься, выйдешь на берег - как в другую жизнь, и неизвестно, вернешься ли обратно.
Такие дела не делаются между делом. И потому книга ночью с фонариком, в читальном зале и в вагоне (метро) - неспроста.
(Кстати, те же ощущения - когда занимаешься сочинением музыки, видеомонтажом, любым творчеством...)
Писал сейчас об этом - и понял, (здесь все взрослые?), ЧТО мне всё это напоминает. То, что не делается между делом, не терпит суеты, требует особых условий и настроя. Да, отношения с художественной книгой очень интимны. Хотя... Как в эту аналогию вписывается чтение вслух? Куда-то не туда меня понесло...

Всё, слился?..

Иду домой, могу читать книгу на ходу, могу слушать - и НЕ ХОЧУ! Потому что - ради чего? Как с едой - что-то не тянет меня сейчас на это блюдо. Взять другую книгу, под настроение? А почему я должен сейчас обязательно чем-то набить свой мозг? Может, просто время неудачное, лучше на ночь, перед сном? А может, это просто информационное переедание, и нужно несколько часов "поголодать"? Причем, ТВ, радио и новостные ленты тоже исключить? Но для утоления голода почему я должен выбрать эту книгу? Раз так тяжело идет, значит, действительно взять для чтения что-нибудь другое, что пойдет лучше?
Думаю, дело не в книге, а во мне. Ведь в книге ничего не изменится, когда мне вдруг снова захочется за неё взяться. Во как. Достойно ли терпеть безропотно позор судьбы, Иль нужно оказать сопротивленье?..
Утро вечера мудренее. До связи.
Upd:
Дошел до дому. Похоже, пар выпустил, пену снял, полегчало. Думаю, вечерком возьмусь за книжку.

Роберт М.Персиг. Дзэн и Искусство Ухода за Мотоциклом

...В автомобиле ты всегда в замкнутом купе, а поскольку к этому привыкаешь, то сложно себе представить, что все, что видишь в окне, - просто тот же самый телевизор. Ты - пассивный наблюдатель, и все движется мимо в скучном обрамлении. На мотоцикле такой рамки нет. Ты полностью в контакте со всем вокруг. В самом пейзаже, а не просто созерцаешь его, и это чувство собственного присутствия ошеломляет. Бетон, проносящийся в пяти дюймах под ногой, реален, по нему ходишь, и - вот он, мелькает так, что невозможно сосредоточиться, и в то же время можешь опустить ногу и шваркнуть по нему в любой момент. Все это вместе - единое переживание, которое никогда не сотрется из немедленного сознания...

...Я проснулся на рассвете. На соседней кровати Крис еще крепко спит. Я начал переворачиваться на другой бок поспать еще, но услышал, как кукарекает петух, и вспомнил, что мы в отпуске, поэтому спать смысла нет.

...Книги. Не знаю ни одного мотоциклиста, который брал бы с собой книги. Занимают много места, но все равно сейчас у меня с собой их три. Внутрь вложены листки чистой бумаги для записей. Вот эти книги: а. Магазинная инструкция для этого мотоцикла.  б. Общий справочник неисправностей, со всей технической информацией, которая не держится в голове. У меня "Чилтоновский справочник неисправностей мотоцикла", написанный Оси Ричем; продается в магазинах "Сиэрз, Р?бак".  в. Томик "Уолдена" Торо... которого Крис еще никогда не слышал и которого можно читать сотни раз без устали...

Спешка сама по себе -- отрава двадцатого века. Если хочешь что-то поторопить, значит, тебе больше нет до этого дела, и ты хочешь перейти к чему-то другому. Новые машины начинают жизнь привлекательными незнакомцами, и в зависимости от того, как к ним относятся, либо быстро деградируют до скверно работающих ворчунов или даже калек, либо превращаются в здоровых, добродушных друзей-долгожителей. В большинстве курсов риторики для начинающих предполагается всего лишь, что прочтешь небольшое эссе или рассказ, обсудишь, как писатель добился определенных маленьких эффектов определенными маленькими штучками, а потом заставишь студентов написать по подражательному маленькому эссе или рассказу, чтобы посмотреть, смогут ли они сделать те же самые маленькие штучки. Он снова и снова пытался так делать, но никогда ничего не вытанцовывалось. В результате такой тщательно просчитанной мимикрии студенты редко добивались чего-либо вообще, хоть отдаленно похожего на модели, которые он им давал. Гораздо чаще их стиль только ухудшался. Казалось, будто каждое правило, которое он честно пытался с ними открыть и выучить, было настолько полно исключений, противоречий, оговорок и путаницы, что хотелось с самого начала никогда на это правило не натыкаться. Студент всегда спрашивал, как это правило будет применяться в определенных особых обстоятельствах. У Федра в таких случаях имелся выбор: попытаться прогнать дурочку посредством наспех сляпанного объяснения, как оно работает, или пойти на самопожертвование и сказать, что он думает на самом деле. А на самом деле он думал, что правило приляпано к написаннному после того, как писание завершено. Правило существует post hoc, после факта -- вместо того, чтобы существовать до него. И он убедился в том, что все писатели, которым студенты, как было задумано, будут подражать, писали безо всяких правил, занося на бумагу все, что для них правильно звучало, потом возвращаясь посмотреть, по-прежнему ли оно правильно звучит, и изменяя что-то, если этого не происходило. Были и некоторые, кто, видимо, писал с заранее рассчитанным намерением -- поскольку так выглядел их продукт. Но такой взгляд его не устраивал. В нем был кое-какой сироп, как выразилась однажды Гертруда Стайн, но он не выливался. Как же будешь обучать тому, что не обдумано заранее? Совершенно невозможное требование, кажется. Он просто брал текст, комментировал его, не обдумывая ничего заранее, и надеялся, что студенты из этого что-то выудят. Это его не удовлетворяло...

Самая большая проблема студента -- рабская ментальность, встроенная годами кнуто-пряничной системы оценок, ментальность мула, говорящая: "Если ты меня не отстегаешь, не буду работать." Его не отстегали. Он не работал. И телега цивилизации, которую, как предполагалось, он обучен тянуть, просто скрипела себе дальше -- немного медленнее без него. Однако, это -- трагедия только если допустить, что телегу цивилизации, "систему", тянут мулы. Такова обыденная, профессиональная, "привязанная к месту" точка зрения; отношение же Церкви не таково. Отношение Церкви заключается в том, что цивилизация, или "система", или "общество", или как угодно ее назови, лучше всего обслуживается не мулами, а свободными людьми. Цель упразднения категорий и оценок -- не наказать мулов, не избавиться от них, а создать среду, в которой мул может превратиться в свободного человека. Гипотетический студент, все еще мул, немного подержится на плаву. Получит какое-нибудь другое образование, столь же ценное, как и то, которое бросил, -- в том, что называется "трудной школой жизни". Вместо того, чтобы тратить деньги и время в качестве мула с высоким статусом, придется получить работу мула с низким статусом -- может быть, механика. На самом деле, его подлинный статус повысится. Он будет делать вклад в перемены. Может, будет заниматься этим всю оставшуюся жизнь. Может, он нашел свой уровень. Но не стоит на это рассчитывать.

Со временем -- через шесть месяцев; может, даже через пять лет -- очень легко начнут происходить перемены. Тупая повседневная работа в мастерской станет удовлетворять его все меньше и меньше. Его творческая разумность, заглушенная слишком большим количеством теории и слишком развитой системой оценок в колледже, теперь пробудится от скуки мастерской. Тысячи часов утомительнейших механических проблем заставят его больше интересоваться конструкцией машины. Ему понравится конструировать машины самому. Он начнет думать, что мог бы заниматься чем-нибудь получше. Он попытается модифицировать несколько машин, добьется успеха, начнет искать еще большего успеха, но не сможет преодолеть блокаду, поскольку не будет теоретической информации. Он обнаружит, что если прежде чувствовал себя дураком из-за отсутствия интереса к теоретической информации, то теперь нашел сферу теоретической информации, к которой испытывает огромное уважение, а именно -- инженерную механику.

И поэтому он вернется в нашу школу без категорий и оценок -- но с одним отличием. Он больше не будет замотивирован на оценки. Он будет замотивирован на знание. Чтобы учиться, ему не понадобятся внешние толкачи. Он будет приводиться в движение изнутри. Он станет свободным человеком. Для того, чтобы сформироваться, не потребуется много дисциплины. Фактически, если приданные ему преподаватели в своей работе расслабятся, то, скорее всего, он будет формировать их, задавая грубые вопросы. Он придет туда для того, чтобы чему-то научиться, будет платить, чтобы чему-то научиться, и лучше будет пойти ему навстречу.